— Нет, стой. Сегодня двадцать пятое число. Последняя, глянь, двадцать восьмого. В Новороссийске. Так это ж буквально на днях.

Тургулаев оторвал взгляд от книжки, глянул куда-то над деревьями.

— Еще есть шанс взять их с поличным, — проговорил он тихо. — Есть еще возможность. Так, ладно, мы выдвигаемся.

— А как же чечены? — Спросил я.

— Что? Летов, да какие чечены? К черту их. Мы накроем там поставку. Пусть она будет небольшой. Пусть там только три гребаных пистолета, но взять ее, значит взять их с поличным. Все, не отвертятся. Мы распутаем клубок. Ладно. Спасибо за помощь. Давай мне записные книжки. Эту, и еще свою. Группа отправляется в Новороссийск. Там будет еще много работы. Надо как-то разобраться, где и во сколько ждать машину. Ну, может, Багиров подскажет.

— Чечены не из тех, кто будет ждать долго, — возразил я. — Местная поставка тоже будет. И будет скоро. Возможно, мы сможем накрыть их здесь. А вместе с ними и мясуховских.

— Летов, — он вздохнул, — знаешь что? Плевать мне на твоих мясуховских. Мы уезжаем в Новороссийск.

Я не ответил. Только посмотрел на Тургулаева исподлобья. А потом спрятал книжку Адама в карман.

— Что ты делаешь? Дай сюда!

— Нет, — покачал я головой. — Я не дам вам совершить такую глупую ошибку и разменять крупную рыбу на какую-то мелочь.

Глава 10

— Пацан, не зарывайся, — Тургулаев достал ПМ, дернул затворной рамой. — Ты сейчас что, следствию препятствуешь? Скрываешь доказательства?

— Вам нельзя уезжать, — не повел я и бровью, заглянув в глаза полковнику. — Это будет бессмысленно. Вы только все просрете.

— Записные книжки. Быстро, Летов.

— Зачем вам книжки? Что бы что? Чтобы вы уехали хрен знает куда, и про#бали сделку с чеченами?

— Книжки!

Тургулаев крикнул, но пистолет на меня не направил.

— Вы поедете в Новороссийск, зная только когда будет поставка. Ни места, ни времени у вас нет. Как будете выяснять все это? Номер машины, записанный в блокноте, скорее всего, подделка. Нужен, чтобы они узнали автомобиль, да и только. А Новороссийск город большой. Это все равно, что искать иголку в стоге сена.

— Не дури мне башку, Летов! Ты начерта влез во все это? Да ты просто хочешь свести личные счеты с бандосами, которые перешли тебе дорогу! Я не позволю использовать свою группу в таких целях!

— Вы сами используете группу в личных целях, — добавив в голос стали, проговорил я. — Разве нет? Разве это не так?

— Я служу в РУОП! Это мой долг!

— Вы обозлились на поставщика, потому что погиб ваш сын. Вы так и не смирились, и теперь бежите сломя голову, цепляетесь за любой призрачный шанс. Так у вас ничего не получится. Вы просто сольете всю операцию.

Тургулаев гневно засопел. Опустил взгляд. В его напряженной руке задрожал пистолет, ствол ПМа заходил ходуном. Так, мы и замерли друг напротив друга.

— Мы едем в Новороссийск, Летов, — твердо сказал он. — Я не позволю какому-то штатскому, да еще и мальчишке, указывать, что мне делать. Двадцать восьмое число. Я запомнил. Можешь этой книжкой хоть подтереться.

Я поджал губы. Вот сейчас, в этот самый момент, я понял, что мне не сварить с Тургулаевым каши. Что рассчитывать на РУОП под его командой глупо. Он ослеплен горем и не станет никого слушать. Придется разбираться с мясуховскими самому.

Молча достав обе записные книжки из карманов, я просто кинул их у ног подполковника.

— Забери. Делай что хочешь. Можешь даже подтереться. Там много чистых листов.

Тургулаев медленно опустил взгляд на темные, в ночи, обложки книжек, лежащих у его ботинок.

— Езжай. Я вызову подмогу, чтобы осмотреть место. Не переживай. Тебя тут не было, Летов. Я никогда тебя не видел. И не желаю видеть.

— Ты делаешь ошибку, подполковник, — покачал я головой. — Серьезную. Но я не стану никого не в чем убеждать. Особенно если меня не слушают. Бывай, Хизирович.

Оставив Тургулаева за спиной, я взбежал на дорогу. Машина ехала вдали и слепила меня дальним светом. Пропустив ее, я перешел трассу, сел в пассат и уехал. В зеркале заднего вида я видел темную и удаляющуюся фигуру Тургулаева, стоящую на обочине.

Логопед взял с массивного, деревянного стола предбанника свои ролексы, глянул время.

— Не пришли, падлы брехливые, — проговорил он хмуро.

Горелый, что сидел рядом в одной простыне, отпил пива из большой кружки, откинулся на спинку широкой деревянной лавки, протянувшейся вдоль стола.

Сауна была дальше по коридору. Там же, справа, стоял небольшой бассейн с холодной водой, куда можно было окунуться после парной. Из-за закрытой двери бани слышались веселые крики, мат и громкое женское ржание. Это бригадиры мацали там распутных девок, которых недавно привели в сауну.

— В уши нам залили, наплели в три короба, а сами кинуть решили.

— Если поставщик обратился к нам, значит, это не просто так, — возразил Логопеду Горелый. — Тут что-то другое. Сам понимаешь, дело опасное.

— Херня, Горелый. Так дела не делаются, дал слово — держи, хоть сдохни. На том все людское и держится. Эти двое не пришли на встречу, а это косяк. Жесткий. Их надо к ответу призвать.

— Поссориться с поставщиком хочешь? — Холодным тоном спросил Горелый.

— Если он все свои дела так ведет, то мутить с ним че-то — себе дороже.

Логопед привстал, потянулся за виноградинкой, которую тут же отправил себе в рот. Неприятно зачавкал.

— Надо подождать, — решил Горелый.

— Да чего тут ждать? В жопу этого поставщика надо отправить, вот что. Хер с ним, с его оружием, раз он так кидает.

— С пушками он никогда не кидал.

— Брагин кидал! — Повысил голос Логопед. — И эти кинули! Раз он вокруг себя таких сук собирает, то он не поставщик, а дебил. Я не собираюсь вести дела с такими уродами!

Горелый зыркнул на дверь бани, видневшуюся на том конце коридора. За ней все также шумели, и, видимо, выходить никто даже и не собирался.

— Ты собираешься закрыть хайло, Логопед, — спокойно проговорил Горелый. — И делать то, что я тебе говорю.

— Че? — Удивился Логопед.

— Х#й в оче. Я тебя пригрел под собственным крылом, как родного. Ты на все готовенькое пришел, пока мы с пацанами тут строили нашу организацию. Я тебя взял, потому что ты ровный пацан и косяков за тобой нету. Потому что у тебя авторитет. Но хайло разевать, когда не надо, я тебе не дам. Я тут рулю. Я решаю, что делать надо. Я тебя кормлю. Ты жрешь, пьешь, трахаешь красивых телок, только потому, что я тебе это позволяю. И не думай, что раз уж ты в верхах ходишь, то будешь что-то решать. Тем более один.

— Горелый, ты че, о#уел? — Встал и набычился Логопед.

— Ну давай, продолжай бычить, — Горелый ухмыльнулся. — Я гляну, что из твоей бычки получится.

Логопед посмотрел на авторитета так злобно, что Горелому даже стало смешно.

— Видать, о#уел тут ты, братан. Харе базарить. Жри шашлык, пока эти, — Горелый кивнул на дверь парной. — Пока эти не вышли и не услышали, как ты тут позоришься. Короче, не рыпайся.

Логопед было, хотел что-то сказать, но не решился. Сел. Он понимал, что преданных лично ему людей в банде не так много. Кроме того, Логопед привык и полюбил красиво жить. И расставаться с такой жизнью посреди разрухи ему как-то совсем не хотелось.

Он робко покивал.

«Ну хоть не при пацанах, — подумал он. — Хоть наедине поговорили».

— А шашлык, все-таки, козырный, — проговорил он, отправляя кусочек мяса в рот.

Авторитеты принялись и дальше пить и есть, сделав вид, что этого разговора не было.

— Останови-ка возле вон тех таксофонов, — проговорил Корастелев своему водителю.

Молодой старший лейтенантик, крутивший руль полковничьей служебной машины ГАЗ-24, буркнул:

— Есть.

А потом срулил на обочину, втиснул громоздкое тело волги в стояночный карман.

— Да невестке забыл позвонить, — с доброй усмешкой пояснил полковник. — Я сегодня днем внуков веду в кино, а с утра в часть дернули.